Второму, третьему письму
   Ответа нет. В одно собранье
   Он едет; лишь вошел... ему
   Она навстречу. Как сурова!
   Его не видят, с ним ни слова;
   У! как теперь окружена
   Крещенским холодом она!
   Как удержать негодованье
   Уста упрямые хотят!
   Вперил Онегин зоркий взгляд:
   Где, где смятенье, состраданье?
   Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
   На сем лице лишь гнева след...

      XXXIV

   Да, может быть, боязни тайной,
   Чтоб муж иль свет не угадал
   Проказы, слабости случайной...
   Всего, что мой Онегин знал...
   Надежды нет! Он уезжает,
   Свое безумство проклинает -
   И, в нем глубоко погружен,
   От света вновь отрекся он.
   И в молчаливом кабинете
   Ему припомнилась пора,
   Когда жестокая хандра
   За ним гналася в шумном свете,
   Поймала, за ворот взяла
   И в темный угол заперла.

      XXXV

   Стал вновь читать он без разбора.
   Прочел он Гиббона, Руссо,
   Манзони, Гердера, Шамфора,
   Madame de Stael, Биша, Тиссо,
   Прочел скептического Беля,
   Прочел творенья Фонтенеля,
   Прочел из наших кой-кого,
   Не отвергая ничего:
   И альманахи, и журналы,
   Где поученья нам твердят,
   Где нынче так меня бранят,
   А где такие мадригалы
   Себе встречал я иногда:
   Е sempre bene, господа.

      XXXVI

   И что ж? Глаза его читали,
   Но мысли были далеко;
   Мечты, желания, печали
   Теснились в душу глубоко.
   Он меж печатными строками
   Читал духовными глазами
   Другие строки. В них-то он
   Был совершенно углублен.
   То были тайные преданья
   Сердечной, темной старины,
   Ни с чем не связанные сны,