В любви считаясь инвалидом,
   Онегин слушал с важным видом,
   Как, сердца исповедь любя,
   Поэт высказывал себя;
   Свою доверчивую совесть
   Он простодушно обнажал.
   Евгений без труда узнал
   Его любви младую повесть,
   Обильный чувствами рассказ,
   Давно не новыми для нас.

      XX

   Ах, он любил, как в наши лета
   Уже не любят; как одна
   Безумная душа поэта
   Еще любить осуждена:
   Всегда, везде одно мечтанье,
   Одно привычное желанье,
   Одна привычная печаль.
   Ни охлаждающая даль,
   Ни долгие лета разлуки,
   Ни музам данные часы,
   Ни чужеземные красы,
   Ни шум веселий, ни науки
   Души не изменили в нем,
   Согретой девственным огнем.

      XXI

   Чуть отрок, Ольгою плененный,
   Сердечных мук еще не знав,
   Он был свидетель умиленный
   Ее младенческих забав;
   В тени хранительной дубравы
   Он разделял ее забавы,
   И детям прочили венцы
   Друзья-соседы, их отцы.
   В глуши, под сению смиренной,
   Невинной прелести полна,
   В глазах родителей, она
   Цвела, как ландыш потаенный,
   Незнаемый в траве глухой
   Ни мотыльками, ни пчелой.

      XXII

   Она поэту подарила
   Младых восторгов первый сон,
   И мысль об ней одушевила
   Его цевницы первый стон.
   Простите, игры золотые!
   Он рощи полюбил густые,
   Уединенье, тишину,
   И ночь, и звезды, и луну,
   Луну, небесную лампаду,
   Которой посвящали мы
   Прогулки средь вечерней тьмы,
   И слезы, тайных мук отраду...
   Но нынче видим только в ней
   Замену тусклых фонарей.