По-прежнему сердечный трепет
   Произведут в груди моей;
   Раскаяться во мне нет силы,
   Мне галлицизмы будут милы,
   Как прошлой юности грехи,
   Как Богдановича стихи.
   Но полно. Мне пора заняться
   Письмом красавицы моей;
   Я слово дал, и что ж? ей-ей
   Теперь готов уж отказаться.
   Я знаю: нежного Парни
   Перо не в моде в наши дни.

      XXX

   Певец Пиров и грусти томной {22},
   Когда б еще ты был со мной,
   Я стал бы просьбою нескромной
   Тебя тревожить, милый мой:
   Чтоб на волшебные напевы
   Переложил ты страстной девы
   Иноплеменные слова.
   Где ты? приди: свои права
   Передаю тебе с поклоном...
   Но посреди печальных скал,
   Отвыкнув сердцем от похвал,
   Один, под финским небосклоном,
   Он бродит, и душа его
   Не слышит горя моего.

      XXXI

   Письмо Татьяны предо мною;
   Его я свято берегу,
   Читаю с тайною тоскою
   И начитаться не могу.
   Кто ей внушал и эту нежность,
   И слов любезную небрежность?
   Кто ей внушал умильный вздор,
   Безумный сердца разговор,
   И увлекательный и вредный?
   Я не могу понять. Но вот
   Неполный, слабый перевод,
   С живой картины список бледный
   Или разыгранный Фрейшиц
   Перстами робких учениц:
   Письмо Татьяны к Онегину
   Я к вам пишу - чего же боле?
   Что я могу еще сказать?
   Теперь, я знаю, в вашей воле
   Меня презреньем наказать.
   Но вы, к моей несчастной доле
   Хоть каплю жалости храня,
   Вы не оставите меня.
   Сначала я молчать хотела;
   Поверьте: моего стыда
   Вы не узнали б никогда,
   Когда б надежду я имела
   Хоть редко, хоть в неделю раз
   В деревне нашей видеть вас,
   Чтоб только слышать ваши речи,