А то, бывало, я востра,
   Бывало, слово барской воли..."
   - Ах, няня, няня! до того ли?
   Что нужды мне в твоем уме?
   Ты видишь, дело о письме
   К Онегину. - "Ну, дело, дело.
   Не гневайся, душа моя,
   Ты знаешь, непонятна я...
   Да что ж ты снова побледнела?"
   - Так, няня, право ничего.
   Пошли же внука своего.

      XXXVI

   Но день протек, и нет ответа.
   Другой настал: все нет как нет.
   Бледна, как тень, с утра одета,
   Татьяна ждет: когда ж ответ?
   Приехал Ольгин обожатель.
   "Скажите: где же ваш приятель? -
   Ему вопрос хозяйки был. -
   Он что-то нас совсем забыл".
   Татьяна, вспыхнув, задрожала.
   - Сегодня быть он обещал, -
   Старушке Ленский отвечал, -
   Да, видно, почта задержала. -
   Татьяна потупила взор,
   Как будто слыша злой укор.

      XXXVII

   Смеркалось; на столе, блистая,
   Шипел вечерний самовар,
   Китайский чайник нагревая;
   Под ним клубился легкий пар.
   Разлитый Ольгиной рукою,
   По чашкам темною струею
   Уже душистый чай бежал,
   И сливки мальчик подавал;
   Татьяна пред окном стояла,
   На стекла хладные дыша,
   Задумавшись, моя душа,
   Прелестным пальчиком писала
   На отуманенном стекле
   Заветный вензель О да Е.

      XXXVIII

   И между тем душа в ней ныла,
   И слез был полон томный взор.
   Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
   Вот ближе! скачут... и на двор
   Евгений! "Ах!" - и легче тени
   Татьяна прыг в другие сени,
   С крыльца на двор, и прямо в сад,
   Летит, летит; взглянуть назад
   Не смеет; мигом обежала
   Куртины, мостики, лужок,
   Аллею к озеру, лесок,
   Кусты сирен переломала,
   По цветникам летя к ручью.