Шампанской обливать бутылкой
   И сыпать острые слова,
   Когда болела голова;
   И хоть он был повеса пылкой,
   Но разлюбил он наконец
   И брань, и саблю, и свинец.

      XXXVIII

   Недуг, которого причину
   Давно бы отыскать пора,
   Подобный английскому сплину,
   Короче: русская хандра
   Им овладела понемногу;
   Он застрелиться, слава богу,
   Попробовать не захотел,
   Но к жизни вовсе охладел.
   Как Child-Harold, угрюмый, томный
   В гостиных появлялся он;
   Ни сплетни света, ни бостон,
   Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
   Ничто не трогало его,
   Не замечал он ничего.

      XXXIX. ХL. ХLI

   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      ХLII

   Причудницы большого света!
   Всех прежде вас оставил он;
   И правда то, что в наши лета
   Довольно скучен высший тон;
   Хоть, может быть, иная дама
   Толкует Сея и Бентама,
   Но вообще их разговор
   Несносный, хоть невинный вздор;
   К тому ж они так непорочны,
   Так величавы, так умны,
   Так благочестия полны,
   Так осмотрительны, так точны,
   Так неприступны для мужчин,
   Что вид их уж рождает сплин {7}.

      XLIII

   И вы, красотки молодые,
   Которых позднею порой
   Уносят дрожки удалые
   По петербургской мостовой,
   И вас покинул мой Евгений.
   Отступник бурных наслаждений,
   Онегин дома заперся,
   Зевая, за перо взялся,
   Хотел писать - но труд упорный
   Ему был тошен; ничего
   Не вышло из пера его,
   И не попал он в цех задорный