XXXIV

   Мне памятно другое время!
   В заветных иногда мечтах
   Держу я счастливое стремя...
   И ножку чувствую в руках;
   Опять кипит воображенье,
   Опять ее прикосновенье
   Зажгло в увядшем сердце кровь,
   Опять тоска, опять любовь!..
   Но полно прославлять надменных
   Болтливой лирою своей;
   Они не стоят ни страстей,
   Ни песен, ими вдохновенных:
   Слова и взор волшебниц сих
   Обманчивы... как ножки их.

      XXXV

   Что ж мой Онегин? Полусонный
   В постелю с бала едет он:
   А Петербург неугомонный
   Уж барабаном пробужден.
   Встает купец, идет разносчик,
   На биржу тянется извозчик,
   С кувшином охтенка спешит,
   Под ней снег утренний хрустит.
   Проснулся утра шум приятный.
   Открыты ставни; трубный дым
   Столбом восходит голубым,
   И хлебник, немец аккуратный,
   В бумажном колпаке, не раз
   Уж отворял свой васисдас.

      XXXVI

   Но, шумом бала утомленный
   И утро в полночь обратя,
   Спокойно спит в тени блаженной
   Забав и роскоши дитя.
   Проснется за полдень, и снова
   До утра жизнь его готова,
   Однообразна и пестра.
   И завтра то же, что вчера.
   Но был ли счастлив мой Евгений,
   Свободный, в цвете лучших лет,
   Среди блистательных побед,
   Среди вседневных наслаждений?
   Вотще ли был он средь пиров
   Неосторожен и здоров?

      XXXVII

   Нет: рано чувства в нем остыли;
   Ему наскучил света шум;
   Красавицы не долго были
   Предмет его привычных дум;
   Измены утомить успели;
   Друзья и дружба надоели,
   Затем, что не всегда же мог
   Beef-stеаks и страсбургский пирог