Веселой шуткою, враньем.
   Sed alia tempora! Удалость
   (Как сон любви, другая шалость)
   Проходит с юностью живой.
   Как я сказал, Зарецкий мой,
   Под сень черемух и акаций
   От бурь укрывшись наконец,
   Живет, как истинный мудрец,
   Капусту садит, как Гораций,
   Разводит уток и гусей
   И учит азбуке детей.

      VIII

   Он был не глуп; и мой Евгений,
   Не уважая сердца в нем,
   Любил и дух его суждений,
   И здравый толк о том о сем.
   Он с удовольствием, бывало,
   Видался с ним, и так нимало
   Поутру не был удивлен,
   Когда его увидел он.
   Тот после первого привета,
   Прервав начатый разговор,
   Онегину, осклабя взор,
   Вручил записку от поэта.
   К окну Онегин подошел
   И про себя ее прочел.

      IX

   То был приятный, благородный,
   Короткий вызов, иль картель:
   Учтиво, с ясностью холодной
   Звал друга Ленский на дуэль.
   Онегин с первого движенья,
   К послу такого порученья
   Оборотясь, без лишних слов
   Сказал, что он всегда готов.
   Зарецкий встал без объяснений;
   Остаться доле не хотел,
   Имея дома много дел,
   И тотчас вышел; но Евгений
   Наедине с своей душой
   Был недоволен сам собой.

      X

   И поделом: в разборе строгом,
   На тайный суд себя призвав,
   Он обвинял себя во многом:
   Во-первых, он уж был неправ,
   Что над любовью робкой, нежной
   Так подшутил вечор небрежно.
   А во-вторых: пускай поэт
   Дурачится; в осьмнадцать лет
   Оно простительно. Евгений,
   Всем сердцем юношу любя,
   Был должен оказать себя
   Не мячиком предрассуждений,
   Не пылким мальчиком, бойцом,